Самый точный русско английский переводчик онлайн. Какой онлайн-переводчик лучше

Интересно сравнить две точки зрения, которые четко выделяются друг от друга. Драйден: Второй путь - это перефразирование или перевод с широтой, когда автор ухаживает за переводчиком, чтобы никогда не быть потерянным, но его слова строго не соблюдаются быть усиленным, но не измененным. Набоков: Парафрустик: бесплатная версия оригинала с упущениями и дополнениями по требованию формы, условностям, приписываемым потребителю, и незнанию переводчика. Некоторые парафразы могут обладать очарованием стильной дикции и идиоматической лаконичности, но ни один ученый не должен поддаваться стильности, и ни один читатель не обманывается им.

Третий путь - это подражание, когда переводчик принимает свободу не только от слова и чувства, но и оставляет их обоих, когда видит возможность; и принимая лишь несколько призраков от оригинала, чтобы разделиться на земле, как ему заблагорассудится. Поскольку «имитация» и «перефраза» были помещены в один и тот же мешок, осталась бы только «метафраз», но эта слишком буквальная форма перевода была высмеяна Драйденом.

В «метафразе» Драйдена он соответствует «лексическому» переводу. Лексический: предоставление основного значения слов. Эта машина может работать под руководством интеллектуального билингвиста. Исчерпав сценарии, присущие Драйдену, Набоков отворачивается от него и поворачивается к Шатобрианду, и его перевод «приклеен к окну», как цитата Пушкина, он указывает на его введение в переводчика.

В наше время - неслыханный случай! - передовой французский писатель переводит Мильтона слово в слово и провозглашает, что интерлайн-перевод станет вершиной его искусства, если бы это было возможно. Только это истинный перевод. Это объясняет, почему его первые попытки перевести «Евгений Онегин» были отнесены к нему как «парафразы» до установления окончательного «буквального» перевода. Чтобы сделать это, нужно пройти экспертизу на основе документов своей критики переводов.

В своих литературных классах в Соединенных Штатах Набоков использовал произведения, переведенные на английский язык, которые он аннотировал после сравнения с оригиналом. Неинтересно отметить, что в его руке часто обнаруживаются исправления, которые могут быть сделаны им в его собственных переводах. Таким образом, в сильно аллитеративном прохождении перевода мадам Бовари де Флобер, которую он использовал со своими учениками: И сморщенные бумажные венчики, развевающиеся, как черные бабочки в задней части печи, является «венцом», который заменяется в его копии «лепестками», что дает еще более аллитеративный праймер. «И сморщенные бумажные лепестки».

Набоковский трактат, но не только: Набоков находит свой след в английской литературе, как в этой парадоксальной хвалебной «имитации» Драйдена в этих терминах. В этом последнем примере порядок слов Эль вводит ненужный «поэтический» аромат в то, что на русском языке является стилистически нейтральным контекстом. В Е2 Набоков возвращается к нейтральному, неэмоциональному порядку слов.

Чтобы не потеряться в лабиринте точечных преобразований, достаточно вернуться к этой точке перегиба в работе Набокова, которая является самообращением Камеры Обскуры. То, что мы имеем перед собой, - это настоящий «палимпсест», в котором все разные слои всех этих аспектов могут быть прочитаны набоковской критикой, примененной к одной из его собственных работ.

Здесь он содержит фрагменты предложений, даже целые абзацы; там, он исправляет обильно или подавляет. То есть, чтобы выжить и выйти из пределов надписи на «надгробной плите», автор стирает английский язык переводчика, чтобы сделать свой собственный язык. Поскольку это само перевод, «имитация» в смысле Драйдена разрешена, автор имеет все права.

Промежуточный перевод - это не только эскиз, но и первый наклон произведения, который представляет его на языке перевода, английском. С этой точки зрения конечный самоперевод является критической версией промежуточного перевода. Критика не только отрицательна, но и положительна, поскольку целые разделы сохраняются как таковые, в то время как другие могут быть подвержены незначительным изменениям. Таким образом, это гораздо больше связано с диалогом между различными версиями, которые мы наблюдаем: между оригиналом, его промежуточным переводом и его окончательным само переводчиком.

Поэтому можно искусить исходить из этого, что целью ретрансляции является умножение оригинала, чтобы «улучшить» его. Но такое толкование было бы равносильно вступлению в силу для дела. Существенным моментом является не то, является ли английская версия более сложной, более стилизованной, чем оригинальная русская версия, или, в другом масштабе, самоперевод позволяет Набокову дать больше согласованности с архитектурой работы, представленной таким образом, в то же время, с пересмотром как с точки зрения стиля, так и тематического, баланса частей, согласованности сюжета и т.д. это измерение, безусловно, не является незначительным, и оправдывает, например, тот факт, что громкость Плеяды - это смех ночью, но и перевод аллотрансплантата, сделанный из оригинала русского языка и опубликованный под названием Это темная комната, которая показывает, что работы Набокова действительно работают с несколькими версиями.

Также возможно поставить себя вверх по течению и выдвинуть следующую гипотезу: принцип организации зеркальной игры, который, по-видимому, использует Владимир Набоков в переводе, заключается в том, чтобы оставаться в рамках оптических метафор, изменением фокальной.

То, что Набоков упрекал переводчиков Флобера, Пруста или Пушкина, когда он следовал за ними, заключался в том, что они неправильно прочитали этих авторов, поскольку не поставили зеркало на правильное расстояние, становится искажающим. Его критика перевода - это в основном критика читаемого, неотделимого от критики литературы. Меня всегда удивлял стереотипный комплимент, который рецензент платит автору за «новый перевод». Он говорит: Это гладко гласит; Другими словами, хак, который никогда не читал оригинала и не знает его языка, восхваляет подражание как читаемое, потому что легкие банальности, о которых он не знает. «Читаемый», действительно!

Школьник школьника издевается над древним шедевром меньше, чем его коммерческая поэзия, и именно тогда переводчик намеревается сделать «дух», а не просто смысл текста, который начинает переводить его автора. Желая сделать их переводы разборчивыми, предыдущие переводы только преуспели в создании «перефразировок» оригинала. Критика читаемого, но и прочитанного, потому что предыдущие переводчики не читали Лермонтова, так как они упустили его стиль, который они пытались стереть примеси и дефекты, даже не видя их.

Если бы они прочитали Лермонтова, они бы смогли проанализировать его стиль и проявить свою оригинальность, не пытаясь скрыть его, создать «имитацию» в смысле Драйдена. Второй момент рассуждения: не имеет значения, что перевод «чувствует перевод», использовать знакомое выражение.

Третий и конечный пункт, который логически вытекает из первых двух, также является самым парадоксальным. В случае Лермонтова было бы абсурдом сделать перевод элегантным, поскольку стиль Лермонтова не в его глазах, потому что он пронизан неуклюжими репетициями и романтическими клише, заимствованными из других литератур. Эти кредиты были частыми для российских авторов того времени, включая Пушкина. Либо прямо: большинство, как Набоков, знали французский язык; или косвенно, посредством французских переводов.

Вселенная Евгения Онегина действительно похожа на странный мир Набокова. Это, очевидно, многоязычная интертекстуальность, охватывающая несколько литератур. Язык Пушкина берет свое начало из двух других литератур: английского и французского, а английский воспринимается Пушкиным через французские переводы.

Поэтому задачей переводчика является задача переводчика. Другими словами, в той мере, в какой французский гипотип информирует русский текст «Евгения Онегина», что эти отголоски должны, согласно Набокову, найти аналог в английском переводе русского текста. Как часть проекта перевода Набокова, этот вопрос нужно понимать, поскольку идентификация французского гипотезы не только устраняет ошибки, но и направляет процесс перевода. перевод. Крайне важно добиться верного перевода так же, как эквивалентность регистров, или отказа от перехода к «стилистической вариации» ради достижения элегантного перевода, поскольку в последнем случае чтобы произвести впечатление на богатый лексикон, отсутствующий в оригинальной и в целом целом школе русских писателей.

С этой точки зрения французский гипотекст сообщает как текст Пушкина, так и перевод Набокова. Пушкинский язык, разворачивающийся и мигающий стихотворными мелодиями, о которых раньше никогда не знали в России. Даже грубые ошибки перевода ученика Пушкина являются источниками поэтического творчества, так как «могила афинянина» Байрона становится в его французском переводе, конечно, неясным «забастовкой Афин», но на русском языке «прах Афин» на самом деле звучит лучше, когда у кого есть благотворительность, чтобы забыть оригинал.

Если мы перейдем к набоковским самопереводам, это тот же самый принцип, который мы находим на работе - с той разницей, что фокальный аукториальный позволяет нам играть большую глубину поля - и даже в романах с наименьшим числом преобразований, таких как Машенька. Другой пример, который не упоминается в справочных текстах: «вкладывая все, что она имела в слово», буквально переводится с русского языка Набоковым в «все ее существо, похоже, летит в слова». Однако приманка Майкла Гленни сохранилась, потому что это позволяет новую аллитерацию: И попросил его в беспорядочном голосе.

Для Набокова стиль действительно является решающим элементом: лучшая часть биографии писателя - это не рекорд его приключений, а история его стиля. Напомним, что в его глазах у немногих писателей есть одно. Джозеф Конрад, например, не имеет стиля: он просто использует «готовые формулы» на английском языке. Но больше, чем стиль, именно его история выделена. Весь вопрос в том, действительно ли для Набокова: не стиль, установленный раз и навсегда в его безвременье, а стиль, подвергнутый двойной метаморфозе через две литературы.

Таким образом, ретракция позволяет эту настройку между этими двумя измерениями, когда они находятся вне шага из-за несчастных случаев истории стиля, но также и самой истории, хронология которой может, таким образом, освещать. Для этого промежуточный перевод имеет функцию быть на полпути: буквальный перевод показывает только несоответствие, которое Набоков стремится отменить, а не по отношению к его русским произведениям, но в отношении его других произведений, написанных непосредственно в английский.